XXIII. <Александр Солженицын. Образованщина>

 “Новый мир”, №5-199.

...Интеллигенция! Каков точно ее объем, где ее границы? Одно из излюбленнейших понятий в русских спорах, а употребляется весьма по-разному. При нечеткости термина многое обесценивается в выводах. Авторы "Вех" определяли интеллигенцию не по степени и не по роду образованности, а по идеологии -- как некий новый орден, безрелигиозно-гуманистический. Они, очевидно, не относили к интеллигенции инженеров и ученых математического и технического циклов. И интеллигенцию военную. И духовенство. Впрочем, и сама интеллигенция того времени, собственно интеллигенция (гуманитарная, общественная и революционная) тоже к себе не относила всех их. Более того, в "Вехах" подразумевается, а у последователей "Вех" укореняется, что крупнейшие русские писатели и философы - Достоевский, Толстой, Вл.Соловьев, тоже не принадлежали к интеллигенции! <Показательно!> Для современного читателя это звучит диковато, а между тем в свое время состояло так, и расщелина была достаточно глубока. В Гоголе ценили обличение государственного строя и правящих классов. Но как только он приступил к наиболее дорогим для себя духовным поискам, он был публицистически исхлестан и отрешен от передовой общественности. В Толстом ценили те же разоблачения, еще - вражду к церкви, к высшей философии и творчеству. Но его настойчивая мораль, призывы к опрощению, ко всеобщей доброте воспринимались снисходительно. "Реакционный" Достоевский был и вовсе интеллигенцией ненавидим, был бы вообще наглухо забит и забыт в России и не цитировался бы сегодня на каждом шагу, если бы в XX веке внезапно на уважаемом Западе не вынырнула его громовая мировая слава. ...

Если принять определение интеллигенции этимологическое, от корня (intelligere: понимать, знать, мыслить, иметь понятие о чем-либо), то, очевидно, оно охватило бы во многом иной класс людей, чем те, кто в России рубежа двух веков присвоил себе это звание и в этом качестве рассмотрен в "Вехах". Г.Федотов остроумно предлагал считать интеллигенцией специфическую группу, "объединяемую идейностью своих задач и беспочвенностью своих идей". В. Даль определял интеллигенцию как "образованную, умственно развитую часть жителей", но вдумчиво отмечал, что "для нравственного образования у нас нет слова" - для того просвещения, которое "образует и ум, и сердце". Были попытки строить определение интеллигенции на самодвижущей творческой силе, даже вопреки внешним обстоятельствам; на неподражательности образа мысли; на самостоятельной душевной жизни. Во всех этих поисках высшая затрудненность не в формулировке определения и не в характеристике реально существующей общественной группы, а в разности желаний; кого мы хотели бы видеть под именем интеллигенции.

Бердяев позже предлагал определение, альтернативное тому, какое рассмотрено в "Вехах": интеллигенция как совокупность духовно-избранных людей страны. То есть духовная элита, а не социальный слой.

<Интересно, но стоило только интеллигенции утерять веру, как знание, и знание, как веру, как было утеряно все, русских НЕ СТАЛО. Настала обездушенность народа. Противоречиво положение интеллигенции, она мыслит как большинство народа, так как вышла из Него, а живет как меньшинство, и, осознавая свою оторванность от истока своего, выходцы из народа пытаются распахнуть свою душу надо всеми, как-то собой объединить всех, снять противоположение двойственности. Девиз России (эзотерический): ”Я объединяю два в одно”. И смысл его не только в объединении Горнего Мира и Земного, Запада и Востока, но и отверженных, массу с “избранными”. Отсюда вся трагедия русской интеллигенции, Весь Позор ее и все Великое Достоинство. Эта двойственность, не ощущаемая никем, это противоречие неискоренимо только в русских душах, во всех остальных оно вырвано почти полностью, отсюда и ничтожность Духовных достижений массы западного обывателя, как их совершенная разъединенность и крайняя редкость избранных, которые в себе в этой стихии разделенности смогли хоть что-то объединить. Западные интеллигенты - вкрапления в тело западной цивилизации - пищевые добавки, социально активное вещество социальной субстанции (аналог биологически активных добавок), сама пища человека - сугубо материальная, приземленная, “хлеб единый”; у русских концентрация самой жизни и жизненности - интеллигенция - никак не может найти соответствующую материальную форму выражения, мечется между двумя противоположностями русской жизни: материальной укорененностью и духовным порывом к небу, разрывается, ранит себя и других, бьется в поисках собственной самоидентификации. Интеллигенция функционально - растущее Знание Жизни и Сама Жизнь, Душа Ее, стремящаяся воплотиться, выразить себя, но ... не находящая достойного социального материального проводника. В этом смысле Я – ПОСЛЕДНИЙ ИНТЕЛЛИГЕНТ. Интеллигенция, как Русский Поход за Смыслом Жизни, как неопределенность и метания, закончилась. Я поздравляю с этим всю интеллигенцию. Всех времен. Теперь Те, Кто нашел и принял Найденный Смысл станут Служителями, те, кто несмотря ни на что полагают, что так и не отыскал его, станут Никем и уйдут в Никуда.>

После революции 1905-1907 годов начался тихий процесс поляризации интеллигенции: поворота интересов студенческой молодежи и медленного выделения еще очень тонкого слоя с повышенным вниманием ко внутренней нравственной жизни человека, а не ко внешним общественным преобразованиям. Так что авторы "Вех" не вовсе были в тогдашней России одинокими. Однако этому неслышному хрупкому процессу выделения нового типа интеллигенции (вслед за тем расщепился бы и уточнился сам термин) не суждено было в России произойти: его смешала и раздавила первая мировая война, затем стремительный ход революции. Чаще многих других произносилось в русском образованном классе слово "интеллигенция", - но так, за событиями, и не успело получить обстоятельно-точного смысла. А дальше - условий и времени было еще меньше. 1917 год был идейным крахом "революционно-гуманистической" интеллигенции, как она очерчивала сама себя. Впервые ей пришлось от одиночного террора, от кипливой кружковщины, от партийного начетничества и необузданной общественной критики правительства перейти к реальным государственным действиям. И, в полном соответствии с печальными прогнозами авторов "Вех" (еще отдельно у С.Булгакова: "интеллигенция в союзе с татарщиной... погубит Россию"), <гениально; “интеллигенция” + татарщина “демократии” = Гибель России> интеллигенция оказалась неспособна к этим действиям, сробела, запуталась, ее партийные вожди легко отрекались от власти и руководства, которые издали казались им такими желанными, - и власть, как обжигающий шар, отталкиваемая от рук к рукам, докатилась до тех, что ловили ее и были кожею приготовлены к ее накалу (впрочем, тоже интеллигентские руки, но особенные).

<Верно! Но как можно упрекать их, эти руки, в том, что весь груз несделанного за многие десятилетия, трусостью и низостью мышления отталкиваемый, был поднят теми, кто не побоялся взять на себя ответственность! Лениным и его партией! И какая низость и подлость, тайно выгораживать себя, свою нерешительность и трусость, пряча их за громогласными заявлениями уничтожающей критики! Да ведь все как на ладони! Кого вы, интеллигенция, вполне достойная ленинской оценки, хотите обмануть? Бога? Да ведь для него же нет тайн людских. Как же пошлы обвинения в узурпации власти, как низки обвинения в ее “захвате”, когда сами же “интеллигенты”, многие поколения их, ответственны за причины, породившие Февраль и Октябрь. Не выдержал народ такого давления и молчания Своей Души! А что делать ему, если даже Душа не решается что-нибудь сказать в утешение и ободрение? И как же может та часть души, которая трусливо молчала, отказываясь от ответственности власти, обвинять ту, которая решилась взять на себя ответственность? Какая часть Души больше соответствует своему достоинству? Да и трагедия в том, что Он был Одинок, ибо один смог в себе объединить ВСЮ Россию. ОДИН! Что делали в это время десятки и сотни тысяч? Трусливо критиковали! Что бы было, если бы НЕ БЫЛО ЛЕНИНА? Да полюбуйтесь сейчас на СЕБЯ и СВОЙ НАРОД! И сравните наличие Его Жизни в 20-м веке - ГЕРОИЧЕСКОЙ, ибо выполнял Он СВОЮ РОЛЬ, и теперешнее ничтожество Его, УБИТОСТЬ полную. Я иногда с ужасом думал, а что будет с моей страной, если меня вдруг не станет? Я и испытывал этот ужас, когда та же “творческая интеллигенция” отвергала все созданное мной, ей нравилось быть “центром”, “мозгом” нации - ага! - “мозгом”! Ну и как “мозг” себя чувствует сейчас, точнее, где? Ответить? Нужны ли были эти страдания миллионов? Ради чего они? Кто в них виноват? Душа. И Душа Народа. Моя - тоже, но я заплатил за право человечности - жизнью. А вы все? Что ответит нам сам “мозг”? Поведение “интеллигенции” во время Великой революции мне напоминает поведение офицерского корпуса Духа народа, заведшего народ в заведомо проигрышную позицию ведения Битвы, не знающего наличных сил и средств для ее ведения и в самый ответственный момент бросившего все войско без управления, предавшего свой Народ. А тех, кто смог в этих условиях, заплатив за ошибки всех, не проиграть ее, потеряв значительную часть бойцов, обвинить во всех смертных грехах. Отличная позиция! Беспроигрышная в глазах дураков и их собственных глазах! Что же из себя представляет после этого “интеллигенция”, как ни “г…но”?! Да Ленин трижды имел основание именно так оценить “подвиг” “офицеров духа”! Предателей, лжецов и ничтожеств!>

Интеллигенция сумела раскачать Россию до космического взрыва, да не сумела управить ее обломками. <Ленин - смог. И в этом Его величие! Его “победили” опровергатели всех родов - трусы и дармоеды!> (Потом, озираясь из эмиграции, сформулировала интеллигенция оправдание себе: оказался "народ - не такой", "народ обманул ожидания интеллигенции". Так в этом и состоял диагноз "Вех", что, обожествляя народ, интеллигенция не знала его, была от него безнадежно отобщена! Однако, незнанье - не оправданье. Не зная ни народа, ни собственных государственных сил, надо было десятижды остеречься непроверенно кликать его и себя в пустоту.) И как та кочерга из присказки, в темной избе неосторожно наступленная ногою, с семикратной силой ударила олуха по лбу, так революция расправилась с пробудившей ее русской интеллигенцией. <Молодец!> После царской бюрократии, полиции, дворянства и духовенства следующий уничтожительный удар успел по интеллигенции еще в революционные 1918-20 годы, и не только расстрелами и тюрьмами, но холодом, голодом, тяжелым трудом и насмешливым пренебрежением. <И разве не по достоинству?> Ко всему тому интеллигенция в своем героическом экстазе готова не была и - чего уж от самой себя никак не ожидала - в гражданскую войну потянулась частью под защиту бывшего царского генералитета, а затем и в эмиграцию, иные не первый уже раз, но теперь - вперемешку с той бюрократией, которую недавно сама подрывала бомбами. <Верно и правильно.>

Заграничное существование, в бытовом отношении много тяжче, чем в прежней ненавидимой России, однако отпустило осколкам русской интеллигенции еще несколько десятилетий оправданий, объяснений и размышлений. Такой свободы не досталось большей части интеллигенции - той, что осталась в СССР. Уцелевшие от гражданской войны не имели простора мысли и высказывания, как они были избалованы раньше. Под угрозою ГПУ и безработицы они должны были к концу 20-х годов либо принять казенную идеологию в качестве своей задушевной, излюбленной, или погибнуть и рассеяться. То были жестокие годы испытания индивидуальной и массовой стойкости духа, испытания, постигшего не только интеллигенцию, но, например, и русскую церковь. И можно сказать, что церковь, к моменту революции весьма одряхлевшая и разложенная, <чрезвычайно верно! Именно это качество церковничества побудило Учителей оценить правильность ее внешнего устранения “большевиками”, церковь задолжала народу русскому очень много, и не была, Бог ведает сколько, источником духовности, а скорее, наоборот! А потому нынешние стенания по поводу участи церкви в годы “большевизма” - сплошное лицемерие и ложь, так как нет ни малейшего понимания причин этого! Церковь заплатила за свою порабощенность Злом, и Ей решать - достаточно ли. В Новом Веке не будет никаких гонений на Нее, никакого насилия и ущемления. Свободно Она будет решать свою судьбу. От Нее требуется реальность Служения Людям, как и заповедывал Христос, а не нравоучений и схоластики догматики церковных “истин”. Простота Служения и Самоотверженность - вот задачи Церкви. Если поймет, народ вернется к Ней, вернувшейся к своим Истокам - Учению Христа. Не поймет - угасание и ненужность в собственном одиночестве - страшная участь. Но нужна ли она? Вернитесь к Истокам, попробуйте, попытайтесь увидеть простоту Учения. Христос - Служил, более в Его Послании Жизни нет ничего! А вы - Служите Своему Народу?> быть может из первых виновниц русского падения, <не может быть, а именно первой - если считает себя средоточием Духа Народа> выдержала испытание 20-х годов гораздо достойнее: имела и она в своей среде предателей и приспособителей (обновленчество), но и массою выделила священников-мучеников, от преследований лишь утвердившихся в стойкости и под штыками погнанных в лагеря. ...

(Вспоминаю, как анекдот: осенью 1941, уже пылала смертная война, я - в который раз и все безуспешно - пытался вникнуть в мудрость "Капитала".) <Ирония Истории велика. Советская реальность – не марксизм, а сталинизм, как диктатура самой реакционной части русского народа. Ленина уничтожили, опошлив обожествлением сборищем полудурков. И не надо смешивать одно с другим, ибо тогда вообще ничего понять нельзя. А “Капитал” - яркий пример умения владеть своей мыслью, а не чувством. И он точно не всем доступен. Но и развитого чувства часто вполне достаточно, чтобы Быть Человеком. И надо учиться и дальше, всегда. А по поводу иронии над “пролетариатом”, то и гении совершают интеллектуальные ошибки, но дурак будет тот, кто в этом упрекнет их, так как по правильности чувств – они правы. У них не не хватило ума, чтобы понять, - у них было слишком много правильного родительского чувства за тех, кто обязательно вырастет и станет лучше всех.> В 20-е и 30-е годы усиленно менялся, расширялся и самый состав прежней интеллигенции, как она сама себя понимала и видела. <Интеллигенции уже не было, как массовости явления Жизни Души; жизнь хотя и стала приземленной, но в этой приземленности не утратила Себя.>

... В 30-е же годы совершилось и новое, уже необъятное, расширение "интеллигенции": по государственному расчету и покорным общественным сознанием в нее были включены миллионы государственных служащих, а верней сказать: вся интеллигенция была зачислена в служащих, иначе и не говорилось и не писалось тогда, так заполнялись анкеты, так выдавались хлебные карточки. Всем строгим регламентом интеллигенция была вогнана в служебно-чиновный класс, и само слово "интеллигенция" было заброшено, упоминалось почти исключительно как бранное. (Даже свободные профессии через "творческие союзы" были доведены до служебного состояния.) С тех пор и пребывала интеллигенция в этом резко увеличенном объеме, искаженном смысле и умаленном сознании. Когда же, с конца войны, слово "интеллигенция" восстановилось отчасти в правах, то уж теперь и с захватом многомиллионного мещанства служащих, выполняющих любую канцелярскую или полуумственную работу. <Верно все. Но надо понять, что та форма политического, социального и идеологического господства обладала рядом интереснейших качеств. Отсутствие внутренней конкуренции в империализме советского толка не разобщало людей, деформировало, но не разъединяло. Только это выдающееся качество противопоставленности деформированной, но единой народной массы всевластию государства в виде чиновников от идеологии, экономики, социальной жизни, науки, культуры, сохранило Жизнь народа, Его Дух.>

Партийное и государственное руководство, правящий класс, <мудро> в довоенные годы не давали себя смешивать ни со "служащими" (они - "рабочими" оставались), ни, тем более, с какой-то прогнившей "интеллигенцией", они отчетливо отгораживались как "пролетарская" кость. ...

Насколько чудовищно мнилось до революции назвать интеллигентом священника, настолько естественно теперь зовется интеллигентом партийный агитатор и политрук.

Так, никогда не получив четкого определения интеллигенции, мы как будто и перестали нуждаться в нем. Под этим словом понимается в нашей стране теперь весь образованный слой, все, кто получил образование выше семи классов школы. По словарю Даля образовать, в отличие от просвещать, означает: придать … наружный лоск.

Хотя и этот лоск у нас довольно третьего качества, в духе русского языка и верно по смыслу будет: сей образованный слой, все, что самозванно или опрометчиво зовется сейчас "интеллигенцией", называть образованщиной. <Правильно!>

3

... О том, как не размыться в образованщине, как отграничиться от нее и спасти понятие интеллигенции, много пишет и Г. Померанц (не псевдоним, лицо подлинное, востоковед, имеющий в Самиздате целый том философских эссе и публицистических статей): "самая здоровая часть современного общества", "другого такого прогрессивного слоя не найти". Но и он остается в смущении перед морем образованщины: "Понятие интеллигенции очень трудно определить. Интеллигенция в самой жизни еще не устоялась". (За 130 лет от Белинского и Грановского не устоялась, нет, после революционного потрясения.) Ему приходится выделять "лучшую часть интеллигенции", это "даже не прослойка, а кучка людей", "собственно интеллигентно лишь маленькое ядро интеллигенции", "узкий круг людей, способных самостоятельно открывать вновь святыни, ценности культуры", даже: "интеллигентность - это процесс"... <Интеллигентность - это Совесть перед Человеком и Богом. Вот и весь сказ. И крестьянин может быть, бывает интеллигентом, но только русский; и, к сожалению, трудно ему находиться в таком состоянии, ибо интеллигентное действие - это действие совестливое, душевное, реальное, а именно его разбивает, унижает, размывает нужда и Звериная задавленность жизнью. Тяжкой. Тягучей, как застывающая кровь.> Он предлагает вообще отказаться от очерчивания контура, границ, пределов интеллигенции, а представить себе как бы поле (в смысле физики): центр излучения (самая малая кучка) - затем "слой одушевленной интеллигенции" - дальше "неодушевленная интеллигенция" (?), которая, однако, "развитее мещанства". [...] Я и сам, достаточно поработав школьным преподавателем, могу горячо разделить эти слова и еще добавить сюда много разрядов: техников-строителей, сельхозтехников, агрономов... Школьные учителя настолько задерганные, заспешенные, униженные люди, да еще и в бытовой нужде, что не оставлено им времени, простора и свободы формулировать собственное мнение о чем бы то ни было, даже находить и поглощать неповрежденную духовную пищу. И не от природы и не от слабости образования вся эта бедствующая провинциальная масса так проигрывает в "одушевленности" по сравнению с привилегированной столично-научной, а именно от нужды и бесправия.

<Тайна интеллигенции - деклассированность наоборот, наизнанку. Люмпены - отбросы всех классов - вполне довольны собой и своей жизнью. Сейчас эпоха всеобщей люмпенизации. Интеллигенция, наоборот, не может найти свой класс, свое социальное и материальное место, ибо принадлежит и способна собой охватить в потенциале все социальные группы. Она одновременно, но в различной мере охватывает все социальные слои и социальные группы, отсюда и великодушие интеллигенции, как Жизнь Души, отсюда и духовные разрывы, когда душа оказывается непрочной, неспособной вместить жизнь. Интеллигенты - антилюмпены, надежда социального воплощения лучшего, поиск этого лучшего.>

Но оттого нисколько не меняется безнадежная картина расплывшейся образованщины, куда стандартным входом служит самое среднее образование. Если обвиняют нынешний рабочий класс, что он чрезмерно законопослушен, безразличен к духовной жизни, утонул в мещанской идеологии, весь ушел в материальные заботы, получение квартир, покупку безвкусной мебели (уж какую продают), в карты, домино, телевизоры и пьянку, - то на много ли выше поднялась обраэованщина, даже и столичная? Более дорогая мебель, концерты более высокого уровня и коньяк вместо водки? А хоккей по телевизору - тот же самый. Если на периферии образованщины колотьба о заработках есть средство выжить, то в сияющем центре ее (шестнадцать столиц и несколько закрытых городков) выглядит отвратительно подчинение любых идей и убеждений - корыстной погоне за лучшими и большими ставками, званиями, должностями, квартирами, дачами, автомобилями (Померанц: "сервис - это компенсация за потерянные нервы"), а еще более - заграничными командировками. (Вот поразилась бы дореволюционная интеллигенция! Это же надо объяснить: впечатления, развлечения, красивая жизнь, валютная оплата, покупка цветных тряпок... Думаю, самый захудалый дореволюционный интеллигент по этой причине не подал бы руки самому блестящему сегодняшнему столичному образованцу.) <Очень хорошо! Всеобщая деклассированность, если не считать единственную социальную группу, которой этот процесс не грозит, ибо эта группа уже изжила разложение в себе - Интеллигенция Духа, Офицеры Духа Рати Господней.> Но более всего характеризуется интеллект центровой образованщины ее жаждой наград, премий и званий, несравненных с теми, что дают рабочему классу и провинциальной образованщине, - и суммы премий выше, и какая звучность: "народный художник (артист и т. д.) ... заслуженный деятель … лауреат..."! Для всего того не стыдно вытянуться в струнчайшую безукоризненность, прервать все порицательные знакомства, выполнять все пожелания начальства, осудить письменно или с трибуны или неподанием руки любого коллегу по указанию парткома. Если это все - "интеллигенция", то что ж тогда "мещанство"?!.. Люди, чье имя мы недавно прочитывали с киноэкранов, и которые уж, конечно, ходили в интеллигентах, недавно, уезжая из этой страны навсегда, не стеснялись разбирать екатерининские секретеры по доскам (вывоз древностей запрещен), вперемежку с простыми досками сколачивали их в нелепую "мебель" и вывозили так. И язык поворачивается выговорить это слово - "интеллигенция"?.. Только таможенный запрет еще удерживает в стране иконы древнее XVII века. А из более новых целые выставки устраиваются ныне в Европе - и не только государство продавало их туда.… <Все правильно!>

Но - центровая образованщина? Отлично видеть жалкость и дряблость партийной лжи, меж своими смеяться над нею - и тут же цинично, в "гневных" протестах в статьях, звучно и витиевато повторять ту же ложь, еще развивая в укрепляя ее средствами своей элоквенции и стиля! На ком же узнано, с кого ж и списано Оруэллом двоемыслие, как ни с советской интеллигенции 30-х и 40-х годов? Это двоемыслие с тех пор лишь отработалось, стало устойчивым жизненным приемом. О, мы жаждем свободы, мы заклеймим (шепотом) всякого, кто усомнился бы в желанности и необходимости полнейшей свободы в нашей стране! (Пожалуй так: не для всех, но для центровой образованщины непременно. Померанц в письме XXIII съезду партии предлагает ассоциацию "интеллигентного ядра", обладающую независимой прессой, теоретический центр, дающий советы административно-партийному.) Однако этой свободы мы ждем как внезапного чуда, которое без наших усилий вдруг выпадет нам, сами же ничего не делаем для завоевания той свободы. <Очень интересно, но... нужна идея, идея власти именно Интеллигенции Духа, и уж больно это наивно, кто же отдаст свои привилегии и права ничего не делать и еще учить при этом?> Уж где там прежние традиции - поддержать политических, накормить беглеца, приютить беспаспортного, бездомного (можно службу казенную потерять), - центровая образованщина повседневно добросовестно, а иногда и талантливо трудится для укрепления общей тюрьмы. И этого она не разрешит поставить себе в вину! - приготовлены, обдуманы, отточены многоязыкие оправдания...

А что ж порекомендуем народу? Вообще ничего. Никакого народа нет, в этом снова все они сходятся: "Культура, как змея, просто сбрасывает кожу, и старая кожа, народ, лежит, потеряв свою жизнь, в пыли." "Для человечества патриархальные добродетели безнадежно потеряны", "мужик не может возродиться иначе, как оперный". "Мы не окружены народом. Крестьянства в развитых странах становится слишком мало, чтобы окружить нас", "крестьянские нации суть голодные нации, а нации, в которых крестьянство исчезло, - это нации, в которых исчез голод". (Это пока мы еще не уперлись в технологический тупик.) Но если идеологи образованщины так понимают общее положение народов, то как тогда - национальные судьбы? Обдумано и это. Померанц: "Нации - локальные культуры и постепенно исчезнут." А "место интеллигенции - всегда на полдороге... Духовно все современные интеллигенты принадлежат диаспоре. Мы всюду не совсем чужие. Мы всюду не совсем свои." <И все – слегка не в себе, и у всех – не совсем все дома... Невероятно! Но ведь это проповедь идеологии, которая теперь навязывается всем и признается, как основа “нового мирового порядка”. Как же – “высшая раса”!> ...

Однако, картина народа, нарисованная Померанцем, увы, во многом и справедлива. Подобно тому, как мы сейчас, вероятно, смертельно огорчаем его, что интеллигенции в нашей стране не осталось, а все расплылось в образованщине, - так и он смертельно ранит нас утвержденьем, что и народа тоже больше не осталось.

"Народа больше нет. Есть масса, сохраняющая смутную память, что когда-то она была народом и несла в себе Бога, а сейчас совершенно пустая." "Народа в смысле народа-богоносца, источника духовных ценностей, вообще нет. Есть неврастенические интеллигенты - и масса." "Что поют колхозники? Какие-то остатки крестьянского наследства" да вбитое "в школе, в армии и по радио". "Где он, этот народ? Настоящий, народный, пляшущий народные пляски, сказывающий народные сказки, плетущий народные кружева? В нашей стране остались только следы народа, как следы снега весной... Народа как великой исторической силы, станового хребта культуры, как источника вдохновения для Пушкина и Гете - больше нет." "То, что у нас обычно называют народом, совсем не народ, а мещанство." <А может, действительно, НЕТ? А, НАРОД?>

Мрак и тоска. А - близко к тому.

И действительно, как было народу остаться? Накладывались в одну сторону и погоняли друг друга два процесса. Один - всеобщий (но в России еще бы долго он придержался и, может, могли б мы его миновать) - процесс, как модно называть, массовизации (мерзкое слово, но и процесс не лучше), связанный с новой западной технологией, осточертелым ростом городов, всеобщими стандартными средствами информации и воспитания. Второй - наш особый, советский, направленный стереть исконное лицо России и натереть искусственное другое, этот действовал еще решительней и необратимей. [...]

Однако - кто-то же есть? И как людям запретить будущее? Разве людям можно не жить дальше? Мы слышим их устало-теплые голоса, иногда и лиц не разглядев, где-нибудь в полутьме пройдя мимо, слышим их естественные заботы, выраженные русской речью, иногда еще очень свежей, видим их живые лица и улыбки их, испытываем на себе их добрые поступки, иногда для нас внезапные, наблюдаем самоотверженные летные семьи, претерпевающие все ущербы, только бы душу не погубить, - и как же им всем запретить будущее? ...

Будущее - неистребимо, и оно в наших руках. Если мы будем делать правильные выборы.

Вот и в сочинениях Померанца среди многих противоречивых высказываний выныривают то там, то сям поразительно верные, а если сплотить их, увидим, что и с разных сторон можно подойти к сходному решению. "Нынешняя масса - это аморфное состояние между двумя кристаллическими структурами... Она может оструктуриться, если появится стержень, веточка, пусть хрупкая, вокруг которой начнут нарастать кристаллы." С этим - не поспоришь. <Прекрасно! Нужна Идея, и по возможности Великая.>

Однако, упорно преданный интеллигентским идеалам, Померанц отводит эту роль стержня-веточки - только интеллигенции. По трудной доступности Самиздата надо цитировать обширно: "Масса может заново кристаллизоваться в нечто народоподобное только вокруг новой интеллигенции." "Рассчитываю на интеллигенцию вовсе не потому, что она хороша... Умственное развитие само по себе только увеличивает способность ко злу... Мой избранный народ плох, я это знаю... но остальные еще хуже." Правда, "прежде, чем посолить, надо снова стать солью", а интеллигенция перестала быть ею. Ах, "если бы у нас хватило характера отдать все свои лавровые венки, все степени и звания... Не предавать, не подвывать... Предпочесть чистую совесть чистому подъезду и приготовиться обходиться честным куском хлеба без икры." Но: "Я просто верю, что интеллигенция может измениться и потянуть за собою других"... Здесь мы ясно слышим, что интеллигенцию Померанц выделяет и отграничивает по умственному развитию, лишь желает ей - иметь и нравственные качества. [...]

И то ядро, которое сегодня мы уже, кажется, начинаем различать, - оно не повторяет ли прерванного революцией, оно не есть ли по сути "младовеховское"? Нравственное учение о личности считает оно ключом к общественным проблемам. По такому ядру тосковал и Бердяев: "Церковная интеллигенция, которая соединяла бы подлинное христианство с просвещенным и ясным пониманием культурных и исторических задач страны." И С. Булгаков: "Образованный класс с русской душой, просвещенным разумом, твердой волею." <Можно и так.>

Это ядро не только не уплотнено, как надо быть ядру, оно даже не собрано, оно рассеяно, взаимонеузнано: его частицы многие не видели, не знают, не предполагают друг о Друге. И не интеллигентность их роднит - но жажда правды, но жажда очиститься душою и такое же очищенное светлое место содержать вокруг себя каждого. Потому и "неграмотные сектанты", и какая-нибудь неведомая нам колхозная доярка тоже состоят в этом ядре добра, объединяемые общим направлением к чистой жизни. А какой-нибудь просвещенный академик или художник вектором стяжательства и жизненного благоразумия направлен как раз наоборот - назад, в привычную багровую тьму этого полувека. <Хорошо.>

Сколько это - "стержень-веточка" для "кристаллизации" целого народа? Это - десятки тысяч людей. <В общем–то, получается, что и один, но слава Богу, есть многие десятки тысяч, через которых перекристаллизация может быть осуществлена почти мгновенно (по историческим меркам).> Это опять-таки потенциальный слой - но не перелиться ему в будущее просторной беспрепятственной волною. Так безопасно и весело, как обещают нам, не бросая НИИ, по уик-эндам и на досуге, не составить "хребта нового народа". Нет - это придется совершать в будни, на главном направлении вашего бытия, на самом опасном участке, да еще и каждому в леденящем одиночестве. <Очень верно! Воины Света формируются одиночеством неравной схватки с миром.>

Обществу столь порочному, столь загрязненному, в стольких преступлениях полувека соучастному - ложью, холопством радостным или изневольным, ретивой помощью или трусливой скованностью, - такому обществу нельзя оздоровиться, нельзя очиститься иначе, как пройдя через душевный фильтр. А фильтр этот - ужасный, частый, мелкий, имеет дырочки, как игольные ушки, - на одного. Проход в духовное будущее открыт только поодиночно, через продавливание. Через сознательную добровольную жертву. ...

И если написать крупными буквами, в чем состоит наш экзамен на человека: НЕ ЛГАТЬ! НЕ УЧАСТВОВАТЬ ВО ЛЖИ! НЕ ПОДДЕРЖИВАТЬ ЛОЖЬ!

<ПОДДЕРЖИВАТЬ, ОТСТАИВАТЬ, НЕСТИ ИСТИНУ И СЛУЖИТЬ ЕЙ!>

Январь 1974.